О тревел-блогере Печорине

26.02.2022 Рубрика: Кратко  litsalon

Прототипом этого необычного литературного героя, которому вздумалось вести дневники своих странствий и приключений, послужил, несомненно, сам Лермонтов.

Разумеется. ни у того, ни у другого не было фотоаппарата, видеокамеры, или хотя бы обыкновенного смартфона, не существовало интернета, соцсетей, но оба неплохо владели словом и могли так красочно описать природу Кавказа, что у читателя дух захватывает. А Лермонтов был ещё и неплохим пейзажистом.

Лермонтов признаётся в начале повести «Бэлла», что вёл путевые дневники:

Вся поклажа моей тележки состояла из одного небольшого чемодана, который до половины был набит путевыми записками о Грузии. Большая часть из них, к счастию для вас, потеряна, а чемодан с остальными вещами, к счастью для меня, остался цел.

Такие же «тревел-блогерские» дневники вёл и Печорин. По сюжету его путевые записки, забытые при отъезде, хранились у Максима Максимыча. Тот хотел их вернуть при встрече, но Григорий Александрович, направлявшийся в Персию, отказался их забрать. Лермонтов не мог не воспользоваться случаем.

— Максим Максимыч, — сказал я, подошедши к нему, — а что это за бумаги вам оставил Печорин?

— А бог его знает! какие-то записки…

— Что вы из них сделаете?

— Что? а велю наделать патронов.

— Отдайте их лучше мне.

Он посмотрел на меня с удивлением, проворчал что-то сквозь зубы и начал рыться в чемодане; вот он вынул одну тетрадку и бросил ее с презрением на землю; потом другая, третья и десятая имели ту же участь.

В предисловии к «Журналу Печорина» Лермонтов сообщает:

Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я воспользовался случаем поставить имя над чужим произведением. Дай Бог, чтоб читатели меня не наказали за такой невинный подлог!

Пути следования героя часто совпадают или пересекаются с реальными путями по делам службы самого Лермонтова. Если не считать путешествия вышедшего в отставку Григория Александровича в Персию, о котором тот давно мечтал, предпочтя азиатскую страну Европе.

Слог Печорина в «Тамани» выразителен и живописен:

Полный месяц светил на камышовую крышу и белые стены моего нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой. Берег обрывом спускался к морю почти у самых стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны… «Суда в пристани есть, — подумал я, — завтра отправлюсь в Геленджик».

А вот как описывает Григорий Александрович (так и не попавший в Геленджик) в «Княжне Мэри» своё жилище в Пятигорске:

Ветки цветущих черешен смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками. Вид с трех сторон у меня чудесный…

…Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка…

Таких великолепных описаний, подмеченных наблюдательным Печориным, в записках множество.

Современные тревел-блогеры нервно курят в сторонке.